«…Мой бедный слог пестреть гораздо меньше мог иноплемёнными словами»
Разговорившись сегодня с незнакомым человеком где-нибудь в Вологде, по его выговору вы не сможете даже ориентировочно сказать, откуда он родом – коренной ли он вологжанин, или родом из Кадникова, из Череповца, или из Тотьмы.
Мы все говорим на некоем стандартизированном наречии, в котором уже нет места специфическому вологодскому «оканью» или московскому «аканью». Понятно, что такое глобальное нивелирование речи миллионов людей объясняется тем, что все мы смотрим телевидение и слушаем радио с их приведенной к единому стандарту и предельно нормализованной речью. Этот процесс сродни процессу унификации строительных традиций. Вы без труда увидите разницу в конструкции и декоре старых изб в вологодских, архангельских или ярославских деревнях, но деревянные дома сегодняшней постройки уже лишены этих четких региональных особенностей, их конструкция унифицирована, точно так же, как унифицирована речь их обитателей. А ведь еще в шестидесятых годах человек с хорошим музыкальным слухом легко улавливал фонетические и мелодические признаки в речи собеседника, по которым нетрудно было определить район, откуда родом человек.
В те годы, когда я приезжал к своим родственникам в Сокол, который находился всего в тридцати километрах от моей родной Вологды, меня всегда удивляло, насколько разительно отличалась речь сокольчан от моей собственной! Они иначе произносили слова, в конце каждого предложения они делали какой-то интонационный подъем, будто еще не все сказано и речь будет продолжена. С непривычки это сбивало с толку. Кроме своего интонационного строя речь сокольчан поражала меня и своей своеобразной лексикой. Здесь я впервые услышал такие слова, как «днесь» (нынче, сейчас), «даве» (сегодня, но немного раньше), «надысь» (недавно), «до света» (рано утром). Я довольно быстро научился копировать манеру речи сокольчан и, вернувшись домой, веселил друзей своим необычным выговором.
Переехав в середине шестидесятых в Череповец, я окунулся в языковую стихию, разительно отличавшуюся как от вологодской, так и от сокольской. Здешние коренные жители называли свой город с ударением неизменно на втором слоге ЧерЕповец, их говор был несколько замедленным с волнообразными интонациями. Для моего уха было крайне непривычны особенности произношения местных жителей. Здесь говорили «понимаЭт» вместо привычного «понимаЕт», или «приступаЭм» вместо привычного «приступаЕм». Мне казалось, что местные жители выговаривают слова как бы нехотя, расслабленными губами, едва раскрывая рот. Бабушка моего нового школьного приятеля так произносила слово «чай», что я не сразу догадался, о чем идет речь. У нее это звучало как «цяй». Удивительно, что люди, живущие в каких-то ста, а то и двадцати километрах друг от друга, и говорящие на одном и том же языке, должны чуть-чуть напрячься, чтобы точно понять друг друга.
Многие уверены, что речевые особенности различных говоров – это не что иное, как результат недостатка образования местного, как правило, деревенского населения, его малограмотности и отсутствия интереса к вопросам языка. Конечно же, такая аргументация ничего не объясняет. Речевые особенности местного говора характерны и для интеллигенции данного района, для учителей, юристов, инженеров и управленцев – как правило, людей с высшим образованием.
Что же касается интереса к вопросам языка, то здесь нельзя не учитывать тот факт, что деревенский быт с его многократно повторяющимися жизненными циклами, связанными с сельскохозяйственными работами, способствует выработке точных и однозначно понимаемых словесных формул, фиксирующих общественно значимые явления, события или иные важные для человека вещи. У этих людей не могло не быть глубокого интереса к языку как к инструменту эффективного общения. Меня, городского мальчишку, каждое лето родители отправляли к бабушке в деревню на Кубенское озеро. Меня поражало, насколько точен и образен был язык наших соседей по деревенской улице. Деревня неизменно высоко ценила умение четко и понятно сформулировать мысль, глубоким уважением пользовался человек с хорошо подвешенным языком. Это факт.
Так как же следует относиться к этому, к сожалению, неизбежному процессу унификации языка, спровоцированному агрессивным напором со стороны теле-радио- аудио-видео и т. п. с их рафинированным и максимально нормализованным языком? Для меня лично нет никаких сомнений, что это чисто негативный тренд, тормозящий развитие языка. Действительно, существование русского языка в составе многих развивающихся в отдельных обособленных условиях ветвей объективно способствовал быстрому расширению лексического разнообразия, фонетического богатства и обеспечивал наиболее эффективный выбор оптимальных грамматических форм. Унификация же наносит непоправимый вред, буквально отсекая целые ветви от живого древа русского языка, оставляя его могучий, но, увы, незащищенный ствол открытым для всех ветров и ливней в виде опасных влияний и воздействий со стороны других языков.
И результат мы видим воочию – наш язык уже сегодня оказался настолько замусорен уродливыми новообразованиями, бездумно сляпанными на основе английских слов и явно чуждых русскому языку лексических форм, что зачастую пожилые люди не понимают, что говорит диктор с экрана телевизора.
Мне скажут, что это объективный процесс, обусловленный нашим очевидным техническим отставанием. Я соглашусь, но замечу, что мы изо дня в день пользуемся результатами китайского технического рывка, а язык наш изнывает под напором англицизмов. Что-то я не припомню, чтобы какая-то техническая новинка получила название, взятое из китайского языка…
Конечно, я мог бы привести сотни глупых и совершенно неоправданных заимствований из английской (вовсе не технической, а вполне бытовой) речи, типа «лук» (внешний вид), «имидж» (образ), или «харассмент» (сексуальное домогательство), причем, примеры были бы взяты вовсе не из профессионального словаря общения околокомпьютерного круга специалистов (что было бы более или менее понятно), и не из разговорной лексики молодежной тусовки, а из дикторских текстов новостных программ телевидения. Совершенно очевидно, что для любого из приведенных выше заимствований в русском языке есть вполне привычные и однозначно понимаемые слова. Между «говорящими головами» на телеэкранах идет буквально соревнование, кто больше накопает в английском языке слов, терминов, словесных формул и даже грамматических форм, и кто первым сумеет втащить их в наш экранный речевой оборот. Что заставляет «говорящие головы» с телеэкранов швырять в наши уши все новые и новые «находки»…? И можно ли поставить заслон этому мутному потоку словесного мусора, который наш язык явно не успевает переварить и адаптировать к повседневному использованию.
Если еще десяток лет назад англицизмы проникали в наш язык в основном исключительно в качестве терминов, и, как правило, в виде существительных, то сейчас то и дело возникают дурацкие, ничем, кроме наплевательского отношения к родному языку, не объяснимые заимствования глагольных форм, типа «хайпануть» (подстегнуть интерес к чему-либо, раздуть сенсацию), «пиариться» (рекламировать себя)… Или в виде прилагательных, таких как «рандомный» (случайный, произвольный), когда англицизмами подменяют исконно русские и вполне успешно используемые слова.
И самую малопривлекательную роль в этом процессе играет навязчивая телевизионная реклама с её корявыми неологизмами типа уже доставшего всех до печенок «кэшбэк» (наша бабушка, когда в сотый раз за день слышит это несуразное словцо, начинает креститься, чтобы не чертыхнуться).
Русский язык вовсе не одинок в этой пока что безуспешной борьбе с иноязычным замусориванием. Французы гораздо раньше нас столкнулись с этим явлением и осознали опасность бесконтрольного проникновения англицизмов в их язык. Там этот процесс наводнения государственного языка англоязычными новообразованиями был еще более интенсивным из-за исторической близости французского и английского языков. Осознав масштаб угрозы, французы были вынуждены принять самые решительные меры противодействия – они ввели уголовную (!) ответственность за неоправданное и необоснованное использование англицизмов. Так, во Франции можно получить существенный штраф за произвольное использование английских слов в названии фирмы, магазина или банка. Достигают ли цели такие кардинальные меры? Уверенности в этом нет. Но если этот разрушительный процесс бесконтрольного проникновения чужеродных слов и лексических форм в наш язык не получит разумного отпора, он довольно скоро приобретет (если уже не приобрел) лавинообразный и, увы, необратимый характер.
Виктор АЛЕКСЕЕВ,
г.Череповец.